А.А. Катющик

    Анатолий Александрович Катющик – родился 25 сентября 1941 года в г. Свободном Амурской области.  Детство пришлось на годы войны. В Михайловском районе Анатолий Александрович работал секретарём парткома совхоза «Ярославский».  Награждён медалью «За доблестный труд. В ознаменование 100-летия со дня рождения В. И. Ленина», знаком «За заслуги перед Михайловским районом». Находясь на заслуженном отдыхе создал три издания рукописи «Линии судьбы», хранящихся в Поярковском районном краеведческом музее.
 

Детство, опалённое войной
Рассказ-воспоминание

    Летом 1936 года к железнодорожному вокзалу города Свободный прибыл скорый поезд Харьков-Хабаровск. Из вагона, в числе прочих, вышла белокурая девушка по имени Фрося, приехавшая жить на Дальний Восток. На перроне её уже поджидали старшие сёстры. Скромная девушка сразу приглянулась чернявому парню Сашке, подвозившему сестёр с вокзала домой.
- Будем знакомы, Александр.
- Фрося, - ответила она.
    Так началась их дружба, которая переросла в большую любовь. Саша предложил Фросе руку и сердце, и она, не колеблясь, дала согласие. Через год у них родился мальчик, а ещё через год – девочка. Можно было считать, что складывалась прекрасная семья, жизнь в которой была отлажена, дома был полный достаток.  Казалось, ничто не может помешать семейному счастью, ведь они ожидали рождения третьего ребёнка. Однако мирная жизнь была нарушена вероломным нападением гитлеровской Германии на нашу страну 22 июня 1941 года.
   Александра призвали в Армию в первый же месяц войны. Проводив его на мобилизационный пункт, Фрося осталась с двумя маленькими детьми на руках, будучи беременной на шестом месяце, фактически без средств  существования, так как в семье работал лишь её муж, сама она занималась дома с детьми.
   Ровно через три месяца после начала войны Ефросинья родила мальчика, которого назвала Антоном.
   Война оказалась безжалостной к семье, беда не обошла их дом стороной. В конце лета 1943 года мать Антона получила извещение, что его отец, защищая Родину, участвовал в боях на Курской дуге, где и пропал без вести.
   Фрося вынуждена была устроить детей в ясли-сад и пойти на работу. Однако её не так-то легко было найти, не имея специального образования и навыков какой-либо профессии, поэтому она согласна была браться за любую, в том числе и самую низкооплачиваемую.
   В тот период раннего детства Антона в стране действовала карточная система обеспечения населения продовольствием. Он помнит, как мама один раз в месяц приносила сумку разных продуктов, таких, как сахар, масло растительное, макаронные изделия, крупы. Это она отоваривала карточки. Но продуктов было так мало, что их трудно было растянуть на месяц. Поэтому мама их прятала в свой сундучок, а комнату, где он стоял, замыкала и туда детей не пускала, уходя на работу. Они ютились на кухне, ожидая её возвращения.
   И даже несмотря на такие строгости, семья уничтожала продукты довольно быстро, и определённое время, до получения очередной партии продуктов, детям приходилось питаться, как выражалась мама Фрося, «всяким подножным кормом». Кстати, в быстром расходовании продуктов, во многом были виноваты сами же дети. Дело в том, что в доме, где они жили, был выкопан большой подпол и два лаза в него – в той комнате, где стоял сундучок, и в кухне, где обитали дети. Вот они и научились по подполу пробираться в комнатку, там вскрывали замок сундучка и похищали продукты, особенно сладости. Им, конечно же, за это попадало от матери неоднократно, но голод пересиливал страх перед наказаниями, и их походы продолжались. 
   Из «подножного корма» Антоше хорошо запомнились так называемые драники из мёрзлой картошки, которую где-то на полях собирали его старшие брат и сестра, совершая частые рейды за ней с такими же сверстниками, как и сами.
    Были дни, когда их мать приносила с заработков домой немолотое зерно, чаще всего пшеницу, которую затем парила, и лишь потом дети съедали разбухшие, распаренные зёрна.
   Легче было летом, когда дети, целыми днями пропадали на лугах в пойме реки Зея и её притоков, собирали щавель, дикий лук, чеснок-мандрик, как называли дети довольно вкусное, сочное растение, и всё это поедали там же. Часто брали удочки, ловили в озёрах рыбу, варили уху. Вместо хлеба с великим удовольствием грызли плитки жмыха или макухи – спрессованных отжимков сои и подсолнечных семечек после получения из них масла. 
   Ближе к осени для детей наступали совершенно вольготные времена – поспевала ягода, зрели орехи и жёлуди. Они перебирались с лугов в сопки, волнами уходящие от города в противоположную сторону от поймы реки. На их склонах, на прогалинах от кустарников, подобно байковым коврикам, расстилались заросли земляничника. Антон со сверстниками целыми днями валялись на этих лужайках, собирая и до отвала наедаясь этой ни с чем несравнимой по вкусу лесной ягодой – земляникой. Ею нельзя было объесться, поэтому они, придя домой с полными банками, тут же принимались за продолжение пиршества, чтобы заглушить постоянно преследующее их чувство голода.
Чуть позже поспевали черёмуха и боярка, а там и дичка-яблочка. Дети, как медвежата, лазали с ветки на ветку, лакомясь их вкусными ягодами, перемазавшись и разукрасив лица в чёрно-коричневый цвет.
  Обычной картиной осенних улиц города были вереницы женщин и детей с приспособленными за спинами вёдрами и с палками-посохами в руках. Утром они пешком тянулись на мари за голубицей, возвращались к вечеру усталые, но довольные, с полными вёдрами ягоды.
     Точно с такой же экипировкой все ходили и за орехами, прихватив вместо вёдер пустые мешки или рюкзаки. Орехов старались набрать как можно больше. Их рассыпали на чердаках домов, высушивали, затем шелушили и ссыпали в мешочки на хранение до зимы. И лишь потом доставали, и все, от мала до велика, с большим удовольствием лакомились ядрёными, освобождёнными от скорлупы зёрнами. 
     Иногда собирали жёлуди, поджаривали на кострах и ели. Но они быстро надоедали, не так привлекали, как орехи. Поэтому их много не собирали и не заготавливали на зиму. 
     С особой тщательностью убирали осенью выращенный урожай на приусадебном огороде в восемь соток, особенно картофеля. Не дай Бог, если мама при проверке находила не выкопанный картофель, провинившемуся крепко попадало. Несмотря на это, урожая всё равно на зиму не хватало. Поэтому, чтобы пополнить свой дневной рацион, дети шли на всякие выдумки. Ну, например, собирали со своего и соседского огородов неубранные осенью стебли подсолнухов. Их набирали большую охапку, несли в дом, складывали возле печки. Затем начинали потрошить, выбирая из середины этакую ватообразную массу. Выпотрашенные стебли закладывали в печку, затапливали её, а полученную «вату» поедали. Была от этого польза или нет, Антон не знает. Знает лишь, что ложились они в такие вечера в постель с набитыми чем-то животами, без давящего чувства голода.
     Настоящим деликатесом считалась запечённая в протопившейся, но ещё пышущей жаром печке, тыква. Детвора предварительно выбирали в ней семечки и мякоть, после чего тыква закладывалась в печь. Пока тыква запекалась, они раскладывали семечки на горячую печку и поджаривали их. Готовую тыкву через определённое время вытаскивали, резали на ломтики и ложками начинали соскребать поджарившуюся мякоть. Слаще этого, казалось, ничего не было на свете. Её они загрызали подсушенными и поджаренными семечками.
     Не менее остро в семье стоял вопрос борьбы с холодом. Обычно, не имея денег, мама Антона не могла заготовить на зиму не дров, ни угля. Детям приходилось бродить с вёдрами по улицам, собирать щепки, чем в основном и топили печку. Не всегда эти походы для них заканчивались благополучно. Бывало так, что перед ними уже кто-то прошёл и пособирал щепки. Страшнее было, когда они, набрав полные вёдра, по возвращению домой подвергались нападению более взрослых пацанов, отбиравших у них эти щепки. В такие дни дети ложились спать в нетопленной квартире, тесно прижавшись друг к дружке, таким образом, согреваясь под накинутыми на себя старыми вещами – одеялами, пальто, фуфайками.
     Несмотря на все эти невзгоды и лишения, дети росли, взрослели. При этом не роптали ни на голод, ни на холод. Они боялись этим лишний раз обидеть маму, видя как её тяжело одной растить их троих. Она часто им говорила, чтобы они потерпели немного, что скоро закончится война, будет намного лучше. И дети терпели.
     Вскоре мамины обещания начали сбываться. Война закончилась, заметно лучшим становилось снабжение людей как продовольственными, так и промышленными товарами. 
     Был 1947 год. Хотя Антону и было всего шесть лет, но он помнит, как однажды мама вернулась с работы с полной сумкой продуктов. Она вся светилась радостью. Как-то лукаво поглядывая на детей, она не пошла прятать продукты в свой заветный сундучок, а выложила всё на стол.
     - Готовьтесь, дети. Сейчас приготовлю ужин, и будем пировать. Вот это всё мы можем сегодня кушать, кто, сколько сможет, - и она счастливо засмеялась. Такой весёлой, радостной они её ещё не видели.
     Через некоторое время она позвала их рассаживаться за стол. 
     - Не смотрите на меня так робко, кушайте всё, что я приготовила, - видя, как они несмело ведут себя, по привычке боясь взять лишний кусок еды, вновь повторила она своё приглашение к началу «пиршества».
     Подбодренные, дети вмиг управились с угощениями.
     В тот вечер, впервые за последние годы, месяцы, дни, они ложились с полными животами, набитыми вкусной, не «подножной», а купленной и приготовленной  пищей.
     Лучик надежды на лучшую жизнь осветил тогда их дом, семью Антона, как и всех советских людей, перенесших небывалые страдания и лишения, но отстоявших свою свободу и независимость в борьбе с фашизмом.

К печати подготовила

главный хранитель музейных предметов

Н.А. Солодкова